Published:

— Так-с… — молодой офицер зашёл в комнату для допросов, потянулся и упёрся руками в стол. — Начнём? — Спросил он и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на стул рядом с собой.

Это была самая обычная комната для допроса: лишь стол, лампа, два стула, одностороннее зеркало и дверь. Напротив молодого офицера сидел, сгорбившись, длинноволосый мужчина или, быть может, юноша: сказать точно не представлялось возможным, так как лицо закрывали свисающие волосы, а телосложение было типичным как для восемнадцатилетнего юноши, так и для тридцатилетнего мужчины.

— Вас задержали по подозрению в хладнокровном убийстве шестидесяти восьми человек. Камеры слежения зафиксировали убившего в половине случаев. В каждом из этих случаев отчётливо видно Вас, господин, — офицер на минуту замешкался, взял со стола папку с бумагами по делу и с некоторым пренебрежением зачитал имя, — господин Эрик Шульд, — офицер положил бумаги на стол, откинулся на спинку стула, сложил руки и, после минутной паузы продолжил. — Что Вы мне скажете?

Наступила тишина. Казалось, было настолько тихо, что было слышно сердцебиение каждого находящегося в комнате. Было слышно и чьё-то частое дыхание, но по тому, что офицер сидел спокойно и, судя по движениям грудной клетки, дышал медленно, эти звуки исходили от Эрика.

Успело пройти уже две минуты в такой тишине. Звуки дыхания не стихали и не становились реже, а терпение у офицера постепенно сдавало. Наконец, когда он уже собирался ударить руками по столу и раздражённо повторить вопрос, пленник захрипел: — Скажите, Ленни, можно ли услышать тишину?

Ленни привстал, придвинулся к столу ближе, аккуратно приземлился в стул и упёрся локтями в стол, сложив руки и спрятав за ними своё лицо. Тот факт, что Эрик откуда-то знал его имя, смутил молодого офицера. В тишине всё так же было слышно лишь чьё-то напряжённое дыхание, однако оно было не таким частым и исходило уже не от пленника.

— Допустим можно. Её можно услышать, когда остальные звуки стихают, тогда получается некий контраст и иллюзия того, что слышна тишина. На самом деле невозможно избавиться от всех звуков, которые есть вокруг, так как это начнёт сводить человека с ума, — задумчиво раздался Ленни. Казалось, каждое его слово погружает его в собственные размышления всё сильнее, что вот-вот он задумается настолько, что всё остальное для него перестанет существовать.

— Если мы слышим её… — Эрик прохрипел в ответ, а после раздался кашлем. Когда кашель стих, он продолжил, говоря всё так же хрипло, — Если мы слышим тишину, значит ли это, что она может услышать нас?

Ленни опять смутился: подобные вопросы сбивали его с толку. Что это значит? Как может отсутствие звука слышать человека? Почему этот вопрос задаёт ему заключённый?

— Это полнейший абсурд. Как может…

— Ты будешь отрицать, что чувствовал, как кто-то слушает твоё дыхание, когда ты находишься один на один с тишиной?

Это уже было ударом ниже пояса. Ленни замолк, пытаясь обдумать происходящее. Подобные вопросы ставили его в тупик уже тем, что им нельзя было противопоставить ничего в ответ: он испытывал подобное чувство, и не раз, но как может тишина слушать? Это ведь полный абсурд!

Мозг молодого офицера начал поиски объяснения этому, но прежде, чем он успел найти какой-то ответ, Эрик, всё так же монотонно хрипя, продолжил:

— Можешь ли ты увидеть пустоту?

— Н-нет, в-ведь пустота — эт-то отсутствие всего, его нельзя увидеть, — голос Ленни дрожал от необъяснимого страха. Он, так бесстрашно вошедший в эту комнату, сейчас испытывал животный страх перед человеком, который успел лишь задать пару вопросов. Впрочем, почему заключённый задавал офицеру вопросы во время допроса, а сам офицер, дрожа от страха, был не в силах сказать что-либо связное, оставалось загадкой.

В комнате вновь воцарилась тишина. Звуки частого и напряжённого дыхания отдавались едва слышным эхом по комнате. Казалось, звуки дыхания заглушали даже назойливое жужжание ламп под потолком.

— Просто задумайся на минуту, — прохрипел Эрик, — что, если пустота — не ничто, а просто паразит, заставляющий тебя забыть, поглощающий свет, обволакивающий предметы?

— Я не знаю… Допустим…

— Если мы можем смотреть на пустоту, значит ли это, что она может смотреть на нас? — Как… — Если глаза могут быть пустыми, может ли пустота смотреть в них?

Дыхание стихло, оставив единственным звуком в комнате жужжание лампы. Ленни вновь откинулся на спинку стула, опустил руки и устремил взгляд в потолок. Жужжание отдавалось назойливым эхом в голове, будто пытаясь помешать мыслительному процессу. Офицер смотрел в потолок, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь осознать, что он только что услышал, однако в голове была полная пустота: ни единой мысли не пролетело в его голове за те несколько минут, что он молчал.

— Почему ты их убил? — наконец выдал офицер. Его отношение к пленнику уже успело смениться, однако он всё ещё не успел задать свои вопросы. Его руки дрожали так, будто он только что прокатился в старом автобусе по очень плохой дороге.

— Как ты думаешь, есть ли смысл в существовании человека, который не приносит никакой пользы, чьи слова пусты, чьи действия просты и доведены до автоматизма?

— Д-думаю, смысла нет, — ответил Ленни, вновь почувствовав тот необъяснимый страх.

— Вот именно. Они не делают ничего. Они не были готовы что-то делать. Ты можешь попытаться их изменить, попытаться научить, попытаться привить, попытаться сделать их не пустыми, но это бесполезно. Их не изменить, они слишком боятся того, что не привычно им самим, — Эрик на одном дыхании выдавил столь большое количество слов, а потом вновь раздался кашлем.

— Но ведь…

— Они бесполезны, — продолжил Эрик. Его голос звучал уже ясно и громко. Он больше не хрипел и говорил во весь голос, который звучал приятно, но был холоден и безэмоционален, вызывая в голове ассоциации с чем-то металлическим. — Как думаешь, если они так бесполезны, есть ли смысл им жить дальше, забирать места, еду, деньги у других? Есть ли им смысл жить, составляя большинство.

— Нет, — Ленни отчаялся и решил просто поддержать разговор, чтобы узнать наконец, к чему ведёт этот безумец.

— Вот именно, — громко отметил Эрик, а после поднял свою голову. Волосы сначала скрывали лицо, но чем выше оно поднималось, тем послушнее они расходились в стороны, выставляя на свет бледное грязное исхудалое лицо с закрытыми глазами. — Думаю, дальнейшие вопросы отпали сами собой, не так ли?

Губы пленника растянулись в жуткой улыбке, выставив на обозрение пожелтевшие зубы, а веки поднялись, представив наблюдателям глазные яблоки, будто покрытые пеленой. Весь вид Эрика был каким-то непривычным, неестественным и потому жутким.

Ленни застыл, глядя в глаза пленника, ощущая на себе его взгляд. В комнате вновь воцарилась тишина, однако на этот раз взгляд Эрика заставил молодого офицера забыть о том, что он вообще что-то слышит. В одно мгновение вдруг он ощутил, как тишина слушает его, как пустота глядит на него, как ничто обхватывает его и пытается обнять. Его охватил немой ужас, а тело, казалось, перестало подчиняться. Собрав последние силы, он быстро собрал бумаги в одну кучу и, дрожа, выбежал из комнаты.